Коктейль со Смертью - Страница 45

— Твои подчиненные…

Он оторвался от газеты.

— А что с ними?

— Ты ничего о них не рассказываешь. Только намекнул, что сын Густава станет твоим сотрудником, сам о том не подозревая. Еще ты говорил, что они разбросаны по всему миру и работают очень эффективно. Но теперь, когда мы с тобой… коллеги, ты мог бы рассказать мне побольше. Скажи хотя бы, они земные существа или принадлежат к Высшим сферам?

Отложив газету, патрон подлил нам обоим кофе.

— Эрика, ты для меня не обычная подчиненная. Скорее, исключение. И мне не нужно ничего тебе объяснять, ты и сама все знаешь. Но я ждал этого вопроса и уже думал о том, что тебе рассказать. Точнее, как.

Он усмехнулся. В глазах появилось что-то хищное, как у ястреба, заметившего жертву с расстояния в несколько сотен метров.

— Когда-то я мог присутствовать при каждой смерти. Но это было очень давно. Теперь мне приходится выбирать, к кому прийти. Сама понимаешь, это не так-то легко. Можно выбрать важную персону или знаменитость, хорошего человека или плохого, молодого или старого, раскаявшегося или упорствующего, сильного или слабого. Тысячи возможностей. Я испробовал все. Потом остановился на одной и не вижу причин менять ее. Я прихожу к тем, кто одинок.

Тишина. Еще глоток кофе.

— Я заметил, что души меняются под влиянием одиночества. Так происходит, поверь мне, Эрика, не только в этой маленькой холодной стране, а повсеместно. Это как болезнь, которую никто не берется изучить, как эпидемия, которую не замечают ООН и другие организации. Когда одинокие души наконец-то достучались до нас, они были уже в таком отчаянии, что не желали залетать во флакон. Или, еще хуже, разбивали флаконы изнутри, чтобы порезаться осколками и сорвать наши планы. С годами их отчаяние только росло. И вместе с ним росла их разрушительная сила. Которая в конце концов стала угрожать нам. Мне предстояло найти решение этой проблемы. Я и раньше знал, что души, покидающие тело в присутствии другого человека, куда спокойнее тех, кто совершает это в одиночестве. И понял, что единственный выход из ситуации — не позволять людям умирать в одиночестве. Сегодня каждый человек, сидящий у постели умирающего, — мой подчиненный, независимо от того, знает он об этом или нет. Спроси любого, кто присутствовал при смерти другого человека, и тебе скажут, что это было больше, чем просто смерть. Спроси их, и ты услышишь, что они чувствовали присутствие умершего даже после его смерти, словно он продолжал беззвучно говорить с ними. В этом нет ничего удивительного. Просто душа покинула тело, но не спешила покидать привычные ей места… и людей.

Он нанизывал слова, как звенья цепочки, одно за одним. Я ждала последнего. С замочком.

— Какой-то миг человек, сидящий у постели умершего, вмещает в себе две души. Свою и чужую, которая не спешит покинуть этот свет. В этом ощущении нет ничего неприятного, но оно может напугать того, кто к этому не готов. Но, как правило, все к этому готовы. Сами того не сознавая, люди стремятся быть вместе. К тому же душа успевает пробыть там совсем недолго, пока Высшие силы не пошлют за ней кого-то. Помнишь кадры из кинофильмов, когда полицейские убирают трупы в черные пластиковые мешки? Так вот, мы практически то же самое делаем с душами. С той разницей, что наши клиенты пригодны для вторичного использования.

Я не поняла, шутит он или говорит серьезно. Мысленно перемотала в памяти пленку и прослушала его речь еще раз. Но так и не уловила смысла. Он между тем продолжал:

— Те, кто находились рядом с умирающим, часто узнают меня при встрече. Или, во всяком случае, признают мое существование. Я называю их моими ангелами-душеспасителями. О тех же, кого смерть настигла в одиночестве, стараюсь заботиться я. Оказываюсь в нужный момент в нужном месте с флаконом наготове. Собираю тревожные души, успокаиваю их, уговариваю не бояться неизвестности. Знаешь ли ты, что страх, подобно звуковым волнам, способен распространяться на большие расстояния и заражать других людей? Одна такая волна может быть такой силы, что способна вызвать революцию. Удивительно: во всех странах пристально следят за политически или религиозно активными людьми, подозревая в них зачинщиков беспорядков, но нигде не обращают внимания на одиноких. А ведь одиночество опаснее самого кровавого переворота. Не понимаю, как люди за столько лет не догадались, чего им следует бояться на самом деле.

— Я никогда не присутствовала при смерти человека, поэтому мне трудно представить то, что ты описываешь. Но это звучит как поэзия. Кроме черных мешков, конечно. Я только надеюсь…

Я забыла, что хотела сказать, потерялась в мыслях и воспоминаниях о том смущении, которое охватывало меня, когда приходилось выражать соболезнования по поводу чьей-то смерти. Надо позвонить родителям и спросить, умирал ли кто-то из наших родственников в одиночестве. Мне необходимо узнать, часто ли такое происходит. И почему.

— Но что ты подразумеваешь под одиночеством? То, что никого нет рядом в момент смерти? Или душевное одиночество? — Я и сама не совсем понимала, что имею в виду, но мне знакома была разница между желанием побыть наедине с собой и одиночеством. Я никогда не ощущала себя одинокой настолько, чтобы согласиться провести скучнейший вечер с неприятными мне людьми.

— Хороший вопрос. Если человек остается наедине со смертью, он, разумеется, одинок. Как Густав. Сиссела не была одинока, если понимать под одиночеством отсутствие вокруг людей. Она умерла на оживленной улице, на глазах у матери и сестры. Ее одиночество обусловлено тем, что она отличалась от всех и всегда это чувствовала. Она не ощущала причастности к этому миру.