Коктейль со Смертью - Страница 16

— Но что ты имеешь в виду, говоря о службе? Тебя призвал Бог или те, кого ты называешь Высшими силами, пригласили на собеседование?

Я иронизировала, но гость воспринял мой вопрос серьезно.

— Конечно, был процесс отбора, в котором участвовали Высшие силы. Им нужно было найти демократа в полном смысле этого слова. Вот они и выбрали меня. И за сотни тысяч лет я не утратил стремления к справедливости. Мысль о том, что смерть — самый демократичный институт человечества, придает смысл моей работе, даже когда мне безумно хочется все бросить.

Сотни тысяч лет! Бессмертная душа в вечно юном теле. Вопрос сам сорвался у меня с языка:

— Ты говорил о душе Сисселы. А у тебя есть душа, или ты продал ее Дьяволу в обмен на вечную жизнь?

Гость раздраженно посмотрел на меня.

— Не говори мне об этой женщине. Не хочу иметь с ней ничего общего и общаюсь только в крайнем случае. Мы не вместе и никогда не были вместе, хотя работаем как напарники. Или, скорее, параллельно. Я стараюсь избегать ее, как и всех ей подобных.

Это поразило меня:

— И ты называешь себя демократом? Сидишь тут и рассуждаешь о том, что Высшие силы — мужчины, а Дьявол — женщина. Не слишком-то это демократично…

Гость не дал мне закончить:

— Кто сказал, что Высшие силы — только мужчины? И что Дьявол — зло? Я этого не говорил. Я сказал только, что мы не очень ладим. Она сбивает нас с пути, заставляет забыть о наших идеалах, обещая златые горы, за которыми скрывается ад. «Раз Высшие силы наделили человека свободой выбора, — говорит она с улыбкой, — я предоставляю ему такую возможность». И она делает это очень ловко, не отрицаю.

— Это смахивает на зависть, — непроизвольно вырвалось у меня.

— Напротив. Я желаю человечеству добра, иначе не был бы тем, кто есть. А она — нет. Она играет с людьми в русскую рулетку: засовывает в обойму пули, а потом откидывается на спинку кресла, закуривает неизменную сигару и наблюдает, как они стреляют себе в висок. Одним везет, другим — нет. А она ведет себя, как зритель в театре, где люди — актеры, и никогда не знаешь, кто в финале пьесы погибнет. «Прелесть моей работы в том, что конец всегда неожиданный», — говорит она. Но хватит о Дьяволе. Не закончить ли нам ужин чашечкой чудесного эспрессо в твоем исполнении? Позволишь мне занять то удобное голубое кресло в гостиной? В нем так… душевно посидеть, если можно так выразиться.

Мы встали из-за стола, и я внесла свой вклад в приготовление ужина. Гость расположился в кресле, а я с чашечкой кофе уютно устроилась на диване.

— Ты ничего не спрашиваешь про несчастный случай.

Этот вопрос не был для меня неожиданным, но я еще не разобралась в отрывочной информации, почерпнутой из словаря.

— Я поняла, что случившееся имеет отношение к переселению душ. И поскольку, как выяснилось, многие в это верят, полагаю, душа девочки переселилась в тело другого человека. Но как же остальные: ее мать, сестра, сбивший ее водитель? Ведь их жизням тоже пришел конец, если считать, что жизнь должна приносить радость. Как быть с чувством вины?

Мой гость сцепил пальцы и закрыл глаза. Он молчал так долго, что я уже не надеялась получить ответ.

— Эрика, — промолвил он наконец, — кто сказал, что жизнь должна приносить радость? С чувством вины тоже можно жить.

Я не возразила. Мы молча пили кофе. Наверное, горе матери Сисселы сейчас достигло апогея. Я надеялась только на то, что какая-нибудь добрая душа сделала ей укол снотворного.

— Я с удовольствием переночевал бы у тебя, — внезапно сказал Смерть, словно прочитав мои мысли о сне. — Здесь так спокойно, а в этом кресле гораздо уютнее, чем там, где мне порой приходилось спать. Я охотно останусь в нем. Буду благодарен, если у тебя найдется запасная зубная щетка. Ничего, если мы отложим мытье посуды на завтра? Обещаю помочь.

Его просьба разрешить остаться у меня на ночь казалась совершенно естественной. Я встала и направилась в ванную, где нашла запасную зубную щетку, которую Тому выдали в самолете во время перелета в Америку. Он почему-то оставил ее в шкафчике. Том. Он, наверное, сидит сейчас у Юнаса или в каком-нибудь баре, недоумевая, почему я не умоляю его вернуться теперь, получив от него такой шанс. Я протянула гостю зубную щетку, и он исчез в ванной. Когда он вышел, я вошла туда и замерла перед зеркалом.

Та же самая прическа «полупаж». Те же темные, вьющиеся волосы. Те же веснушки на носу. Та же бледная кожа. Широкий рот. Ничего не изменилось. И вместе с тем изменилось все. Я никогда не оставляла грязную посуду на завтра. И незнакомцев на ночь. И не обсуждала за ужином Дьявола. Я вообще не могла припомнить, чтобы мы с Томом когда-нибудь говорили о религии. Нет, кажется один раз говорили, при первой встрече. Но это было сто лет назад.

Я вышла из ванной, пожелала Смерти спокойной ночи и поблагодарила за приятный вечер. Было странно произносить эти стандартные фразы в столь необычной ситуации, но ничего лучше мне в голову не пришло.

Гость сделал вид, что не слышит. Он сидел в кресле, укрывшись своим одеянием. Я вдруг вспомнила, что не дала ему полотенце. Воспользовался ли он моим? Я пошла в спальню. Кровать была разобрана. Снова изменив своим привычкам и швырнув одежду на пол второй вечер подряд, я легла в постель голой и прижала плюшевого мишку к груди.

Я думала о том, был ли трезв водитель, задавивший Сисселу. Скорее всего, он, как и все жители большого города, страдал от стресса. Я думала о том, где он теперь, и будет ли эта сцена преследовать его в кошмарах всю оставшуюся жизнь. Спешка. Злость. Педаль газа. Чертовы пробки. Бабам не место за рулем. Купила себе права. Шевелись, шевелись. Что это? НЕТ! НЕТ! НЕ-Е-Е-Е-Е-ЕТ! Можно ли почувствовать отчаяние совершенно чужого тебе человека?