А мать девочки? Она сейчас в шоке. А потом всю жизнь будет казнить себя за преступление, которого не совершала. Неудача с парковкой обернулась для нее вечным кошмаром. А водитель, наверное, отделается штрафом.
Мои мысли снова вернулись к Смерти. Он сказал, что жизнь не обязательно должна приносить радость. Как ни странно, эта мысль меня утешила. Мне даже спокойнее было лежать в кровати, зная, что он здесь, рядом, в голубом кресле. Так спокойно мне не было даже с Томом, когда он обнимал меня, оберегая от всех неприятностей.
Я потянулась за книгой, лежащей на прикроватном столике. Прочитала одно предложение, второе… И заснула.
Дождь хлестал по окнам и бился в стекла. Я бросила взгляд на часы: восемь. Я спала крепко, несмотря на то, что всю ночь меня преследовали кошмары. Я не запомнила, что именно мне снилось, мои сны состояли из картинок, вращавшихся, как в калейдоскопе, — черных теней, тормозящих машин и горящих свечей, задуваемых невидимыми ртами. Том тоже был там. И Ханс Нурдшо. Но ни Смерти, ни косы, ни одеяния не было. Простыня и подушка снова намокли от пота. Мишка и книга валялись на полу. Я встала, осторожно подняла их и положила на постель. И прошла в гостиную, не зная, что меня там ждет.
В голубом кресле никого не было. Ничто не указывало на то, что в нем спали. В воздухе пахло свежим кофе. Это побудило меня направиться в кухню и осторожно заглянуть туда.
Там все блистало чистотой. Грязные кастрюли, бокалы, кофейные чашки — исчезли. Поскольку в раковине тоже ничего не было, я открыла шкафчик. Посуда стояла на своих местах, именно там, куда я обычно ее ставлю. Вот только кофейные чашки выстроились в ряд, даже ручки повернуты в одну сторону — направо.
Только теперь я заметила кофейник на одной из конфорок. Стол был сервирован на одного, а из корзинки, прикрытой чистой салфеткой, пахло свежевыпеченными французскими булочками. Я приподняла салфетку и увидела два теплых круассана и две розетки: одну с маслом, другую с мармеладом. Сверху лежала записка: «Не мог остаться, потому что сегодня мне надо рано на работу. Жди меня на Центральном вокзале в центре зала в два часа дня. Я хотел бы показать тебе кое-что: это многое объяснит. Спасибо, что разрешила остаться на ночь. И за приятный вечер. Я отлично выспался».
Он подписался: «Смерть». Черных ручек я дома не держала. Зато листок гость вырвал из блокнота, лежавшего на холодильнике.
Однажды у меня было очень мрачное настроение, и Том предложил, чтобы я делала все наоборот. Пила кофе вместо чая. Читала газету с конца. Причем только те статьи, которые никогда не читаю. Сидела на стуле вместо кресла. Надела одежду, которую обычно не ношу и так далее. Последовав его совету, я испытала новые ощущения. Вот и сегодня. Вариация на ту же тему. Кофе и круассаны. Прощайте, диетические хлебцы.
Этот завтрак напомнил мне летний отпуск. Я с удовольствием съела круассаны с маслом и джемом, чувствуя, как губы и пальцы лоснятся от масла. В лежавшей на столе газете была краткая заметка о вчерашнем происшествии. Я сразу просмотрела ее. В центре Стокгольма машина сбила пятилетнюю девочку. Сонный ночной редактор отдела новостей уместил жизнь ребенка в несколько строк.
Вечер, проведенный со Смертью, все еще занимал мои мысли. Еда восхитила меня, но еще удивительнее был разговор за ужином. Даже с обычным мужчиной такой вечер казался бы мне подарком. Вкусная еда, увлекательная беседа о жизни и смерти. Но этот мужчина не был обычным, если верить его словам и учитывать способность проникать в дом без звонка по домофону. Что он сказал о Дьяволе? Что это женщина, которая предоставляет людям свободу выбора, заманивая их тем самым в ловушку. Он говорил о людях вообще, не только о мужчинах, значит, речь идет не об сексе. Но слов Смерти о демократии я так и не поняла. Какая же это справедливость, если одни умирают в нищете от голода и болезней, а другие — на пуховых матрасах и шелковых простынях от старости? Нужно подробнее расспросить его при встрече. Наши с ним отношения основываются на доверии. Но мне вовсе не так просто довериться незнакомцу, ведь я привыкла полагаться только на себя.
В одиннадцать мне нужно быть у Мартина, так что время еще оставалось. Прихлебывая кофе, я размышляла над новым проектом. Фирма, в которой работал Мартин, называлась «Энвиа». Она принадлежала большой компании, занимавшейся производством презервативов, а также различных медицинских препаратов, вроде таблеток от головной боли и мазей от экземы. Какое отношение могла иметь «Энвиа» к генетическим исследованиям, оставалось для меня загадкой. Страхованием фирма тоже не занималась.
Когда зазвонил телефон, я почему-то решила, что это Смерть, и очень удивилась, услышав голос женщины, представившейся комиссаром полиции Леной Россеус. Видимо, она не привыкла тратить время попусту, так как сразу перешла к делу, сообщив, что после информации, полученной от врача Ханса Нурдшо, были проведены вскрытие тела Малькольма и обыск в его квартире. Результаты будут готовы в ближайшие дни. Сказав, что хотела бы встретиться со мной, Лена спросила, когда мне это было бы удобно.
Я пошутила, что не намереваюсь покидать страну, но Лена Россеус не уловила иронии.
Положив трубку, я оделась по погоде: в теплые брюки, кофту и куртку — и побежала к метро, проклиная себя за то, что забыла зонтик. В вагоне толпились промокшие пассажиры. От них пахло сыростью и разбитыми надеждами. Все они старались не смотреть друг другу в глаза.
На Хёторьет продавцы на рынке расхваливали свои товары, но тщетно. В такой ливень никого не привлекал виноград без косточек. Всем хватало хлопот с зонтиками, детьми и тяжелыми сумками. Офис «Энвии» располагался недалеко от рынка, и через несколько минут я уже была там, мокрая как мышь.